Тёмный мёд. Сборник произведений - Алекс Равенсо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не так там было, – усмехнулся Саня. – Кесарю…
– Среди нас есть кто-то, похожий на кесаря? – прервал его Сергей.
– Ну… скажем, не такого мы высокого полета…
– Вот то-то и оно, братка. А человек человеку – волк.
– Пугаешь ты меня, Серега. Другим уезжал, не было в тебе злости. Что ж они с тобой сделали, а?
Сергей не ответил, лишь щелкнул предохранителем и всунул пистолет в кобуру. Саня смотрел несколько секунд прямо в глаза, потом махнул рукой:
– Ну и не говори, раз не хочешь. Копать этого, – он ткнул ногой тело, лежащее лицом в луже, – кто будет?
– Мы будем. Ты да я. Дело нужно до конца делать.
– Бля, – ругнулся Саня. – Может ну его, болото месить. Кто искать будет? А по весне менты откопают, что останется.
– По весне нас с тобой откопают, если так оставим. Петрович ясно сказал – концы в воду. Точка.
– Так то – в воду. А тут – болото. Разницу в ощущениях чувствуешь?
– Лопату бери, эстет. На ощущения жмурам плевать.
– Бля, – снова ругнулся Саня, но лопату из багажника достал. – Хрен с ним, копать, так копать.
Ручейки огибали комья земли, мутнели и превращались в потоки грязи. Яма медленно наполнялась серой жижей, медленно, но все же достаточно быстро, чтобы копать было до жути отвратительно.
– Хватит, – сказал Саня, – дальше рой сам, если хочешь. Вот посуди – был бы живой – считай, утопили бы засранца.
– Согласен, – ответил Сергей. – Взялись.
Они ухватились за одежду трупа и медленно стянули его вниз, под ноги, прямо в хлюпающую муть.
– Сссука, – Саня пытался отодвинуться: голова мертвеца уткнулась ему в колени, но яма была слишком узка, и отойти было некуда.
Сергей оперся руками о набухающий от воды, медленно сползающий вниз край ямы, подпрыгнул, и вылез наружу.
– Не твое это, – сказал он, подавая руку матерящемуся Сане. – Завязывай. Не оценит Петрович твоих мучений.
Саня ухватился за рукав кожанки, уперся ногами в скользкий край, хыкнул и выскочил из ямы.
– И Гоше морду разбил зря, – добавил Сергей. – Теперь и за него отвечать будем.
– А нехрен Гоше людей шмалять, – ответил Саня. – Привыкли пушками махать, маслинами дела решать, гопота малолетняя. А ты за них потом копай.
Сергей усмехнулся.
– А ты гопотой не был, Сань? Сразу крутым родился?
Саня посмотрел на него исподлобья, но ничего не ответил. Обошел «чероки», сел на водительское сидение, завел двигатель и сказал Сергею:
– Прыгай.
Сергей поморщился, увидел вопросительный взгляд Сани и, ни к кому не обращаясь, просто в воздух, сказал:
– А у вас бывает дежавю.
Открыл дверцу и сел в машину.
– С Гошей чего делать будем? – спросил Саня.
Гоша сидел на корточках под елью метрах в пятидесяти от машины и прижимал мокрый и красный от крови платок к носу. В машину лезть он боялся, оставаться в лесу – тоже и потому лишь бросал короткие, осторожные взгляды в сторону джипа.
– Вечереет, – сказал Сергей, глядя на него сквозь заливаемое дождем стекло. – До трассы сколько?
– Километра полтора, – ответил Саня.
– А до города?
– А до города к утру может дойдет.
Сергей открыл бардачок, достал сухую пачку сигарет, не торопясь открыл ее и закурил.
– Знаешь, Сань, – сказал он, – у меня все время как зудит что-то с тех пор, как приехал. Внутри. Червь будто точит, грызет, кусает. Как-то все иначе я себе представлял, когда домой собирался. По-другому.
– И как же? – Саня вопросительно поднял бровь.
– Не знаю. По-другому. Там – дерьмо было. Грязь, песок, жара и дерьмо. А тут – просто грязь и дерьмо. И люди – дерьмо.
Саня потянулся к пачке.
– И я – дерьмо, Серега? – спросил он.
– И я, – вильнул от ответа Сергей. – Все мы – дерьмо. Надоело, если по большому-то брать. Жить в дерьме, жрать дерьмо и на дерьмо работать. Может, рванем мы с тобой, Санек, отсюда-то?
– Ха, – коротко усмехнулся Саня. – И куда ж ты рванешь? У тебя дело есть, вон, – он кивнул на вытирающего кровавые сопли Гошу, – засранца этого к Петровичу везти и отмазывать. И самим как-то ответить нужно, потому что несерьезно клиента сливать. Да и… завтра другие дела будут, люди мы ответственные, просто так не съезжаем…
– Это ты так говоришь потому, что у тебя Машка есть. И Ванька. А у меня – никого, Сань. Понимаешь? Вот потому – не держит меня здесь нифига. Там не держало, думал, тут зацеплюсь – ан нет. Не за что. Что это твое долбанное болото – сквозь пальцы проходит, и выскальзывает наружу. Ты ее, суку, жизнь, сжимаешь под себя, а она – между пальцев. Кулак разжал – и нет в нем ничего, не осталось ни грамма, только грязью весь изляпаешься. И дерьмом.
– Не знаю, Серега. Прав ты, конечно, в чем-то, только… на сытый желудок философствовать приятней, знаешь.
– Вот то-то и оно. За теплое и приятное уцепился, как и остальные все. Вот смотри, попроще объясню, – он достал из валявшегося на заднем сидении коробка спичек одну. – Представь себе, что люди – спички. Ровные все, красивые, как на подбор, и потенциал у них – сера. А что будет, если спичку поджечь? Вспыхнет потенциал и сгорит, к матери. И покажется черная искривленная суть. Все такие. А забери у спички серу, что останется? Палочка, каких миллион. Деревяшка бесполезная, без цели и назначения. Так и ты, пока за родных цепляешься мыслью о нужности своей – имеешь потенциал. А не будет у тебя корней – за что держаться будешь?
– Ты сейчас о чем это? – занервничал Саня.
– Да так, философствую на голодный желудок. Поехали. Поморгай дебилу этому, чтоб садился, и погнали – жрать охота до чертиков.
Саня моргнул фарами, Гоша, кряхтя, поднялся, прошлепал по лужам к машине, открыл дверь и сел на заднее сидение.
– К Петровичу? – спросил он, отряхивая с коротких волос капельки дождя.
– В жопу Петровича, – бросил резко Сергей. – Жрать сначала.
Джип взревел мотором и понесся по разбитой лесной дороге к трассе.
* * *В баре было дымно и душно, Сергея слегка мутило от выпитого, но он пока еще держался. Саня отрывался по полной с одной из стриптизерш, слизывая шампанское с ее маленькой груди, Сергей лениво смотрел на них и тупо улыбался. Потом в помещение ввалилась большая шумная компания, заняла один из столиков, и ему сразу стало еще хуже, будто эти люди впитали в себя все остатки чистого воздуха в зале. Встал, пошатнулся и пошел к выходу, толкнул дверь на тугой пружине – почему они всегда ставят тугие пружины, подумал мимоходом – вышел на улицу, и она грохнула за спиной металлом. Дождь кинул в лицо пригоршню капель, Сергей вытер глаза, вдохнул свежий и влажный воздух и побрел за угол. Там остановился у мусорного бака, расстегнул ширинку и стал мочиться прямо на металлический бок грязного, вонючего ящика.
– Кажись, наш клиент, – услышал чей-то голос сзади, полуобернулся и увидел краем глаза серую форменную куртку с погонами, метрах в двадцати. Суки, подумал он беззлобно, поссать спокойно не дадут.
– Да не кажись, точно наш, – второй голос был выше и пронзительней, Сергей ненавидел людей с такими голосами. Две суки, подумал он, застегнул ширинку, достал сигарету и прикурил. Делать этого не стоило: в животе словно взорвалась бомба, его стошнило прямо в лужу собственной мочи.
– Чё, брат, плохо тебе? – спросил первый приближаясь.
– Да не, ребят, нормально, – ответил он, вытирая рот мокрым от дождя рукавом. – Я уже домой…
– А мне кажется, дело труба, – продолжил первый, будто насмехаясь, – клиент созрел, сейчас – экипаж и в палаты.
– Шли бы вы отсюда, – процедил сквозь зубы Сергей, – а то и без вас вон, – он кивнул головой, – блевать тянет…
– Чиивоо? – протянул второй. Голос звучал совсем близко, однако Сергей не мог повернуть голову: его по-прежнему мутило. – Слышь, ты, мразь…
– А может ну его, – неуверенно сказал первый, – заблюет же всю машину…
– Как заблюет, так и отмоет, – веско сказал визгливый и добавил, обращаясь к Сергею, – ползи сюда, козлина!
Сергей выпрямился, оттолкнувшись рукой от грязного бака, медленно повернулся к ним. Так и есть, менты.
– Сами вы, – прошипел он, – козлы…
– Опа, – встрепенулся первый, – чё ты сказал?
Достал дубинку – Сергей заметил блеснувший на пластике луч фонаря – и стал приближаться. Второй чуть замешкался, но дубинку тоже достал.
– Я сказал – валите отсюда, козлы, – произнес Сергей на этот раз достаточно громко и отчетливо.
– Ну, пиздец тебе, брат, – выкрикнул первый и замахнулся.
Сергей не любил драться в таком состоянии. Мутность реальности, приглушенной алкоголем, не притупляла рефлексов, она просто забивала куда-то глубоко остатки рационального мышления, оставляя за гранью понимание действий, точнее, их последствий. Он вообще не любил драться, не любил именно из-за всплеска адреналина, который сбивает контроль, убирает границы, обманывает мозг кажущейся серьезностью опасности для жизни, заставляя бить до последнего сопротивления, а иногда… Нет, подумал он, это тебе, брат, не пуля. Пулю всегда контролируешь, ты знаешь, когда стрелять, в кого и куда. А еще – всегда понимаешь, когда нужно остановиться. Люблю пули.